По меньшей мере у десяти племен использовались основные элементы этого ритуала, остальные выполняли церемонию без пролития крови. Стороннему наблюдателю такое членовредительство могло показаться чудовищным (иезуиты, стремившиеся к обращению индейцев-язычников, обличали их особенно жестоко). Однако историк Джозеф Эпес Браун, который в сотрудничестве с вождем индейцев лакота Черным Лосем написал апологетическое произведение The Sacred Pipe (1948), сравнивает солнечный танец с индуистскими медитативными техниками, а сам солнечный столб – с распятием, проводя параллель между страданиями танцоров и особенно тяжелыми формами христианской епитимьи. “Когда мужчина в этой страшной церемонии привязан к Центральному Древу собственной плотью, – пишет Браун, – или женщины приносят в жертву куски плоти, вырезанные из собственных конечностей, жертвоприношение через страдание нужно, чтобы весь мир и все живые существа могли жить, чтобы жизнь возродилась, чтобы человек мог стать самим собой. Солнечный танец, таким образом, не является торжеством человека во имя человека; это чествование жизни как таковой и источника этой жизни, чтобы жизнь могла продолжаться, а круг стал циклом [60] .

В своем эмоциональном рассказе об индейцах кайова One River этнолог Уэйд Дэвис пишет, что солнечный танец был “без сомнения, самым значительным религиозным событием в их жизни. Это было празднование войны, момент духовного обновления, время, когда все племя прикасалось к божественной сущности Солнца” [61] . Но самому танцу угрожало присутствие белого человека. Ночью 13 ноября 1838 года в небе над прериями вспыхнул невиданный метеоритный дождь, что всполошило все племя и заставило старейшин предсказать скорый конец света. Это предсказание в точности исполнилось для мира кайова. Их первая встреча с белыми солдатами состоялась следующим летом, а уже к 1890 году администрация Восточного побережья полностью запретила солнечные танцы [62] .

В конце своего труда по истории лакота-сиу Клайд Холлер задает простой вопрос: “Почему они до сих пор танцуют солнечный танец?” Среди прочего он называет следующую причину: “Участие в солнечном танце дает чувство силы, религиозный экстаз, погружение в суть религии, выстроенной вокруг силы. Солнечный танец развеивает все возможные сомнения в существовании божественной силы жгучим эмоциональным катарсисом” [63] . Он мог бы упомянуть также и физический катарсис. Танец высвобождает иррациональное и вольное, включая и сексуальное раскрепощение и оргиастические крайности. В “Рождении трагедии” Ницше противопоставляет дионисийскую природу танца его аполлоническим составляющим – балансу, смыслу, дисциплине. Вашингтонские бюрократы не были первыми: протестанты времен Тюдоров и якобитской Англии, инквизиторы южной Франции, конкистадоры, жестоко покорившие Южную Америку, гауляйтеры НСДАП – все пытались ограничивать солярные ритуалы и если не прямо ставить их вне закона, то хотя бы контролировать.

В тех странах, где церемониальные танцы попали под государственное покровительство, делались попытки привязать их к определенным месту и времени, не давая им спонтанно возникать в случайных местах. Это упростило организацию солнечных празднеств, и в действительности приверженцы культа нуждались в центральных местах, где могли бы собираться и отправлять культ. Материальные структуры – Стоунхендж (известный в Средние века как Chorea Giganteum, “Танец гигантов”), пирамиды, гигантские конструкции Южной Америки – все эти места стали олицетворять веру, и не в последнюю очередь она касалась солнца.

Глава 3

Три тысячи свидетелей

Более трех тысяч разбросанных по миру сооружений, почти все из камня, свидетельствуют об одержимости человека солнцем. Большинство их ориентировано в направлении восхода или захода солнца, некоторые совпадают только раз в году, обычно в день солнцестояния – хотя великий Сфинкс в Гизе уставился в ту точку неба, где солнце появляется в весеннее равноденствие. Смотрите ли вы на камни Стоунхенджа [66] (датирующиеся 2900 годом до н. э.) или на пирамиды майя в Юкатане (XII век н. э.), на мегалиты [67] Великих равнин в Америке (вплоть до XIX века) или на Танцующие камни Наморатунги (в травяных саваннах Кении, датировка неизвестна) – это все молчаливые жрецы солнечных церемоний.

Большинство цивилизаций возводили свои солнечные монументы с чрезвычайным тщанием. Значительный процент могильников среднего неолита, как выясняется, строился с тем расчетом, чтобы оказаться лицом к солнцу в определенные моменты времени; в одной только Британии сохранилось более девятисот таких захоронений, и первое место среди них, конечно, занимает Стоунхендж, чьи столбы Сэмюель Пипс описал в 1668 году так: “Столь же невероятные, как все истории, что о них рассказывают; стоило отправиться в путь, чтобы их увидеть”. Затем он добавляет с присущей ему честностью: “Одному Богу известно, зачем это было построено”.

Я посещал Стоунхендж раз десять. Порой он кажется просто нагромождением огромных приземистых каменных глыб без малейшей привлекательности. В другие моменты, например в летнее солнцестояние, там скапливается столько поклонников, что это напоминает деревенскую ярмарку. Но в лучах заката или восхода, когда вокруг никого нет, Стоунхендж производит магическое впечатление на человеческое воображение. В косых лучах солнца древние камни выигрывают в красоте и величии. Становится понятно, насколько важно было солнце для людей, которые создали это место ценой таких больших усилий.

Сегодняшний Стоунхендж является итогом более чем пяти тысячелетий рукотворного строительства и природных отложений; в частности, откосы рва сначала были земляными, потом известковыми, деревянными и, наконец, из камня. За первые шесть столетий опоясывающая окружность приняла форму двух насыпей с неровной канавой между ними, “белой как мел, лунно-молочного цвета” [68] . Внутри окружности находится пятьдесят шесть углублений, каждое примерно в ярд шириной и такой же глубины. На северо-востоке в окружности имеется разрыв, напротив которого внутри круга находится 256-футовый столб – пресловутый “пяточный камень” (предположительно искаженное уэльское hayil или норвежское hel со значением “солнце”) 16 футов высотой (и еще на 4 фута уходящий в землю), 8 футов в обхвате и весом около 35 тонн. Когда я последний раз был там, в утро солнцестояния, я смотрел на солнце, восходящее чуть левее камня, стоя посреди круга: легко было поверить, что здесь была не только обсерватория, это место служило и для отправления культа.

Между 2300 и 2000 годами до н. э. по меньшей мере восемьдесят два каменных бруса из сине-серого песчаника (названного так по оттенку, который принимает этот камень в мокрую погоду) сплавили по воде, перетащили волоком за 250 миль от Пресели-Хиллс, местечка в юго-западном Уэльсе, и выстроили полумесяцем в центре окружности. За следующие 400 лет добавилось еще одно кольцо – тридцать гигантских каменных плит, поставленных парами и соединенных перекладинами, сформировали подкову, разомкнутый вход которой находится на одной линии с восходом солнца в летнее солнцестояние и с заходом в зимнее. Около семи ярдов высотой эти трилиты (трехчастная фигура из двух вертикальных камней с поперечной перемычкой сверху), каждый весом от 45 до 50 тонн, были вырезаны из сарсеновых камней [69] , причем само слово подразумевает их языческое происхождение (если связывать его со словом “сарацин”).